***
Индивидуальность каждого из нас – нечто столь ускользающее, переменчивое, зависящее от обстоятельств, и если не смотреть на человека довольно долго, можно утратить его навсегда; это так же, как следить за рыбкой в огромном аквариуме и на мгновение отвлечься – всё, больше ты её никогда не узнаешь в стае ей подобных.
***
Мы все на самом деле только тем и заняты, что перестраиваем, перепридумываем наше прошлое, перекомпоновываем нашу биографию. <…> Я убеждена, что первичным искусством было искусство рассказа, хотя бы потому, что мы, люди, в первую очередь должны рассказывать.
Личность – это всего лишь то, что мы о себе рассказываем.***
Каждый знает, что детство на самом деле жестоко, не терпит сюсюканья, ко всему относится серьёзно – всё пишет ПРОПИСНЫМИ буквами.
***
Для нас реальность – то, что мы видим, изменяем и переиначиваем собственным взглядом. Реальностей столько же, сколько глаз.***
Человеку свойственно идеализировать тех, в ком он нуждается. попавшее в мою точку***
Ребёнок думает, будто жизнь – это накопление, будто с годами ты нечто завоёвываешь, зарабатываешь, коллекционируешь, складываешь в свою копилку, а на самом деле ты всё время и бесповоротно что-то теряешь, от чего-то отказываешься.
***
Секс – опыт душевный и духовный, предчувствие слияния с любимым, сопричастие душ, происходящее через соитие. Если такого трансцендентального измерения нет, значит, это плохой секс, привычный, как утренняя гимнастика, умертвляющий свою собственную суть, такой секс – всегда онанизм, хотя в нём участвуют двое.
***
Мы, люди, с годами внутренне мелеем. Из тысяч возможностей, которые есть у всех, мы в конце концов оказываемся во власти одной-единственной; все остальные костенеют, уходят из нашей жизни. Мастистые писатели малодушно называют это зрелостью, прояснением позиций, становлением, мне же это представляется чем-то вроде гниения. <…> У каждого в душе целое собрание мумий, а в шкафу не один скелет, а целое кладбище.
***
Война – это мерзкая штука, она разрушает не только дома, но и самые высокие принципы.
***
Я придумываю правду и вспоминаю ложь, чтобы не раствориться в абсолютном небытии.
***
В жизни есть знания, которых ищешь, и есть знания, которые сами тебя находят. <…> Знания, которых ищут, обычно приобретаются постепенно, и ты заранее знаешь, к чему придёшь, они становятся частью жизни человека. Дополняют её, а не уменьшают. А те знания, которые сами нас находят, наоборот, обычно отсекают часть твоего «я». Внезапно обрывают твою наивность. <…>Это и есть разоблачение – внезапная и невыносимая ясность, молния реальности, попадающая точно в тебя. <…> И тебе приходится перестраивать свои воспоминания и прощать себя за такую глупость и чудовищную слепоту. К худу ли, к добру ли, но после разоблачений никто не остаётся прежним.
***
Если человек стар, он уже только то, чем он был. <...> В самом возрасте есть нечто, что тебя защищает, что вознаграждает - принятие мира, понимание. <...> Люди думают, что смерть - это враг, будто он находится вне нас, будто это чужестранец, который осаждает на и старается завоевать с помощью болезней. Но это не так. На самом деле мы умираем не от внешних и чуждых воздействий, а от нашей собственной смерти. Мы несем её в себе со дня рождения, она - в нашей повседневности и непосредственной близости, столь же естественная, как сама жизнь.
***
Некоторые думают, что молодость вообще невинна, понимаю под невинностью инстинктивную предрасположенность к добру. Лусию же молодые, напротив, беспокоили своей неопределённостью: они были не невинными, а не устоявшимися, недооформившимися, они ещё не имели возможности проявить свои возможности к великодушию и низости, к солидарности и тирании. Но внутри они уже были такими, какими станут потом. <…> Молодые как бы сидят в засаде внутри самих себя, их личности скрыты и будут выстроены с течением жизни, высшей точкой которой становится старость.
***
Мы всего лишь слова, слова, которые звучат в пространстве. Слова, которые мы шепчем, выкрикиваем, выплёвываем, слова, миллионы раз сказанные или едва выговоренные заплетающимся языком. Я не верю в потустороннюю жизнь, я верю в слова. Все слова, которые мы, люди, произнесли с начала времён, продолжают витать там, во Вселенной. Вечность – это и есть неразличимый шум некогда произнесённых слов. И сны – тоже слова умерших, которые внедряются нам в голову, пока мы спим, и создают образы, которые мы видим. Я убеждён, что слова вращаются вокруг нас, словно смерчи, в том числе и тот крик – «Земля!» - который издал Родриго де Триана при виде американского берега во время первого путешествия Колумба, и предсмертное «И ты, Брут», которым Цезарь упрекнул своих убийц, и нежная колыбельная, с которой мама укладывала меня спать.
***
Очень странная связь существует между родителями и детьми: мы, дети, присваиваем их себе, превращаем в неизменную часть ландшафта нашей вселенной, в первичные мифы нашей реальности. И потому, думая о них, мы воспринимаем их как привычный пейзаж, как декорации на сцене, где разворачивается драма нашей жизни. То есть мы отказываемся признавать, что наши родители – не только наши родители, они ещё и независимые от нас люди, существа из плоти и крови, со своей собственной жизнью, в которой мы не присутствуем.